«Возмездие»

Когда на свет появилась моя дочь, я был глубоко опечален. Я смотрел на неё и не понимал, как у меня могло родиться такое уродливое существо. Я вполне интересный мужчина средних лет, у меня хорошая внешность и всё, как говорится, при мне. Но вот, досада, девочка получилась на редкость гадкая. Я вспоминал сказку про гадкого утёнка, мне о том же говорила жена, уверяя меня в том, что скоро всё изменится, что ребёнок вырастет. Жена моя далеко не красавица, но очень милая персона. Хрупкая и без изъянов. Не знаю, люблю ли я её, но этого ребёнка я точно очень ждал. Если бы во время ультразвукового сканирования мне бы сказали, что она такая некрасивая, я бы наверно не задумываясь отказался от неё. Но сейчас, когда я держу на руках это совершенно беспомощное, пищащее существо, у меня разрывается сердце от боли. Я готов плакать, глядя на неё. Что я чувствую к моему ребёнку? Без сомнения это жалость. Её худенькие, длинные ручки пытаются распахнуть пелёнку. Её тощие, кривые ноги сплетены между собой. Она смотрит на меня, а мне больно. Это не то, чего я ждал. Жена смотрела на меня с непониманием, не принятием того, что творилось в моём сердце, ведь мать по-иному смотрит на своё чадо. Она не видит недостатков, а если и видит, то мир не разрушится для неё. Мой мир рухнул. Не радость, а боль родилась в моей семье. Я оставался в семье ещё два месяца, пытался привязаться к ребёнку, выполняя всяческие несложные манипуляции по замене подгузников. Но девочка какала так часто, что я любовался её хорошенькой маленькой попкой, чего не мог сказать о её лице. Лицо слегка менялось, но кардинального улучшения не произошло. Я не мог себе этого простить. Отношения с женой совсем разладились, она отстранила меня от себя, видя, как я отношусь к девочке, что не смотрю на неё с любовью и упоением, а осуждаю то, что сам же и создал. Это был тупик. Я в последний раз поцеловал эту маленькую, жалкую головку. Она пахла молоком, я полюбил этот запах, и ушёл навсегда, обязуясь оказывать материальную поддержку.

Вскоре, повстречавшись несколько раз с интересной молодой женщиной, она мне сообщила, что ждёт от меня ребёнка. Мы поженились, и мирно проживая наши будни, ждали рождения новой жизни. У нас родилась девочка. Сразу могу сказать, что ребёнок был красив. Ей было всего четыре дня, когда я впервые её увидел, но она была такая хорошенькая, что у меня сжалось сердце, но на этот раз от сильной любви. Девочку я полюбил и сразу. Был ли я хорошим человеком, иль нет, но это дитя заняло в моём сердце место. Она изменила моё мироощущение, мне хотелось ради неё горы свернуть. И я стал ради неё их сворачивать. Я давал этому ребёнку абсолютно всё. Девочка росла и просила, всё больше и больше, а я ей давал. Давал за что? За доброту? Нет, я выполнял каждый её каприз за её красоту. Я хотел, чтобы она становилась красивее и красивее. Вспоминал ли я свою первую девочку, одаривая вторую? Вспоминая о ней, мне как кинжал втыкают в сердце, я испытываю боль. Мне страшно вспоминать, как я, уходя, поцеловал напоследок эту жалкую головку, пахнущую молоком. Я знаю, что я ей был нужен, но я тогда не знал, что она мне была нужна. Я растил свою вторую дочь в роскоши, которую мог ей дать. По мере её взросления, у дочери появлялось всё самое лучшее, она выделялась из толпы. К её красоте я прикладывал не мало усилий, видя, что девочка начинает тускнеть. Она менялась не в лучшую сторону, и как я мог заметить, она не была доброй. Я не был для неё любимым папочкой, она меня потребляла, учась этому у своей матери.

Когда моей дочери исполнилось двадцать пять, мне исполнилось шестьдесят. Я продолжал работать на семью. Дочь упорно не стремилась выходить замуж, здесь я не знал причины, от меня эту причину скрывали. Я продолжал материально обеспечивать двух женщин, что для меня было логичным, но немного пошатнулось моё здоровье. В моей семье никто ни о ком не заботился, кроме меня. Все вели свою отдельную семейную жизнь. Мы мало говорили, лишь во время отпуска, когда проводили время вместе, я слушал, что говорили обе женщины и у меня вяли уши. Думаю, дочь пошла не в меня. Она и внешне походила на второю половину. В меру обаятельная, хорошо сложена, хрупкая, с красивыми волосами. Но в её лице я не видел красоты. Я любил её, но она мне казалось какой-то прозрачной и поверхностной.  Она померкла, стала обычной. Её выделяли хорошие наряды, и конечно дорогая машина. Но я не мог уловить сути. Мне хотелось душевности, заботы обо мне, но я этого никогда не получал. В минуты моей слабости, я покидал в мыслях вторую семью, и возвращался к первой. И что я там видел, страшное маленькое личико, жалко и трогательно смотревшее на меня. И, запах молока от её головы. Я плакал, вспоминая эту маленькую крошку, которой я испортил жизнь. Я её предал. В неё мне надо было вложить всю любовь и деньги, помочь ей стать счастливой, и, если бы понадобилось, изменить внешность. Я мог это сделать, даже сейчас, я бы мог ей помочь. Я рыдал, вспоминая, как любовался её чудной розовой попкой и как меня страшило её лицо.

«Я последний подонок», произнёс я. Это были мои последние слова и последние воспоминания о дочери пред тем, как я получил инсульт. Я лежал на больничной койке в реанимации, совершенно голый. Всё было, как в тумане, всё расплывалось. Кто-то рядом суетился. Я чувствовал, как меня обтирают, приятный холодок ощущало моё тело. Я плохо понимал, что происходит, но меня это не очень интересовало. Большую часть этого больничного существования я спал. Постепенно, приходя в осознанное состояние, пытаясь ощутить свои руки и ноги, я всё же их почувствовал. Медсестра, которую я наблюдал возле себя, мне поднесла еду. Я уже мог полноценно питаться, и больничная еда мне казалась очень даже сносной. Она меняла мне пеленки, уже я лежал в подгузниках, но для взрослых. Она и их мне меняла. Мне было немного стыдно, я не молодой мужчина, возможно пахнувший, далеко не как ребёнок, и за мной ухаживает молодая девушка. Она делала всё очень быстро и профессионально. Мне хотелось с ней заговорить, но она уклонялась от разговоров.  Моё зрение восстанавливалось постепенно, не очень быстро. Но картинка становилась яснее и яснее. Я начал рассматривать медсестру, ту, что ухаживала за мной. Что было для меня странным, это то, что я не лишился прошлой памяти. Я помнил всю мою прошлую жизнь. Мою жену и мою дочь. И мне было не понятно, почему они ко мне не приходили. В настоящие времена в реанимацию пускают, но почему-то их не было. С реальностью у меня была загвоздка, я не понимал, какой сегодня год. Я жил в прошлом. Но это была временная дезориентация. Доктор сказал, что скоро всё восстановится, и я в хорошем состоянии. Так вот, теперь у меня было лишь одно занятие, наблюдать за молоденькой медсестрой и рассматривать её. Она была очень славная, такая шустрая. Её нежные ручки, такие тоненькие протирали мою кожу специальными чистящими средствами, она очень ловко меняла мне подгузник, и когда приносили еду, заставляла меня поесть. Потом я стал рассматривать её лицо, насколько мог сфокусировать зрение. Она имела совершенно потрясающую внешность. Она была почти что блондинка, не знаю, натуральная ли, но цвет был прелестным. Волосы были убраны, так как ей приходилось выполнять грязную работу. У неё были очень красивые губы. Рот был довольно большим, но при её нежной внешности, и красивом очертании губ, это выглядело очень сексуально. Не знаю, мог ля я сейчас что-то чувствовать, но видя такой рот, я точно что-то почувствовал. И самой большой её особенностью были её глаза. Глаза её смеялись. Большие, дивные, голубые и глубокие глаза. Это всё что, я мог сказать о ней.

Она всегда выполняла работу очень быстро, и потом меня покидала. Потом приходила вновь. Я был до смерти рад видеть её. Мне никто был больше не нужен. Я перестал ждать жену и дочь, они так и не появились. Думается мне, не хотели ухаживать за постинсультным человеком. Мы начали понемногу разговаривать, а когда меня перевели в палату, я почувствовал себя совершенно хорошо. Днями и ночами я думал о ней. У меня не было большей радости, чем смотреть на неё. Просто смотреть и наслаждаться её красотой. Затем я понемногу начал вставать, было трудно и тяжело, она помогала мне. Обопрусь я на её плечо, и ковыляем мы по коридорам больницы. Она никогда много не говорила. Но её голос для меня звучал, как музыка.

В один из дней всё же ко мне заглянула моя жена. Узнав у врача, что я дееспособный, она начала бракоразводный процесс. Меня это уже больше не волновало. Я жил только одним чудным созданием. Я понимал, что без неё мне придёт конец. Поэтому совершенно не стремился покидать больницу. Я мог себе позволить полежать в ней немного дольше обычного. Но чем стремительнее я продвигался к выздоровлению, тем сильнее понимал, что не могу жить без своей подруги-медсестры. Я видел, как она радуется моим успехам, как искренне хочет помочь. Её сексуальный рот меня возбуждал до невозможности, я хотел её поцеловать. Но я решил этого не делать, пока не пойму, что ей это нужно.

Сижу я на кровати в ожидании выписки. На самом деле жду её прихода. Жду, сказать ей, что люблю её больше жизни и хочу попросить её стать моей женой. Её нигде нет, наверно, её работа окончена, и она больше не появится. Я в растерянности. Заходит доктор, напоследок рассказать мне о рекомендациях. Я слушаю очень рассеянно. Мысли о чудном создании. Я перебиваю его, извиняюсь:

«Простите, здесь за мной ухаживала медсестра, как мне её найти, отблагодарить?», -спрашиваю я.

«Какая вас интересует, здесь много медсестёр», -отвечает он.

«Блондинка, светленькая такая, очаровательная», -объясняю я. Доктор смотрит на меня с испугом, заглядывает в глаза, проверяет пульс.

«Вы что, не узнали свою дочь?»

Я рыдаю, вспоминаю жалкую, маленькую головку своей уродливой крошки, пахнущую молоком.